ВАРЮ КАШУ И ДУМАЮ О БОТВИННИКЕ
Борис Постовский, заслуженный тренер России
Я не был лично знаком с Михаилом Моисеевичем во времена его борьбы за шахматную корону. Более того, с юных лет я был болельщиком Кереса. Но мне повезло, что впоследствии довелось общаться с этим великим человеком...
Особенно часто мы виделись в конце его жизни, когда я ходил на работу в ЦШК (будучи старшим тренером сборной команды России) каждый день, а он – почти каждый, так как очень хотел завершить начатое, да и вообще без работы не мог.
О том, что в истории ШАХМАТ Ботвинник – ЭПОХА, написано много. Его победы в чемпионатах СССР (семь! раз), крупных международных турнирах, в борьбе за мировую шахматную корону и различных командных соревнованиях свидетельствуют не только о большом ТАЛАНТЕ, но и исключительной энергии и работоспособности.
А его знаменитая шахматная школа! Созданная в 1963 году (после проигрыша матча Тиграну Петросяну, когда он принял волевое и единственно правильное решение больше не бороться за корону), она воспитала целую плеяду великолепных шахматистов, которую возглавляет гениальный Гарри Каспаров. Интересно, что он родился в том же году, что и школа, и до знакомства с Наставником был Вайнштейном (по отцу). Михаил Моисеевич поддержал инициативу Александра Никитина о смене фамилии юноши: мол, Каспаровым ему будет легче идти по жизни. Убеждать и настаивать на своем он умел фантастически, особенно, когда был уверен в своей правоте.
Созданные в середине 70-х школы Петросяна и Смыслова во многом копировали школу Патриарха, который вкладывал в работу всю душу, был к ребятам внимательным и требовательным, учил самостоятельно мыслить и анализировать.
Характер у него был сложный: твердый (где-то даже авторитарный), категоричный; он не любил возражений, а о его подозрительности ходили легенды. Но всё это имело место, когда он был в БОРЬБЕ, причем неважно, за доской или с функционерами (ФИДЕ, спорткомитета СССР, и т.д.).
Об учениках (особенно любимых) он проявлял внимание и заботу. Звонить чиновникам не любил, но писем подписывал очень много и, как правило, добивался своего. Помнится, как в начале 60-х он вместе со Смысловым подписал письмо, и Владимир Либерзон, еще не будучи гроссмейстером, получил маленькую отдельную квартирку гостиничного типа вблизи Курского вокзала с кухней 2-3 квадратных метра. Тогда это было нечто...
Подписывал письма и в Минздрав, когда требовалась срочная помощь Г.И. Равинскому и А.М. Константинопольскому. Помогал и Г.Гольдбергу, и Я.Эстрину и многим другим.
Самым любимым учеником, конечно же, был Гарик. Он многое унаследовал от Учителя. Мне кажется, что это касается не только решения чисто шахматных проблем, но и характера, постоянного стремления к совершенству.
В жизни Михаил Моисеевич был человеком очень скромным и трудолюбивым. Мой родной дядя Вайнштейн Борис Исаеевич (управляющий трестом Мосводоканалснаб) рассказывал, как в начале 50-х годов Ботвинник пришел к нему на прием и сидел в общей очереди. Для дачи ему были нужны водопроводные трубы (они были в дефиците). Дядя дал команду и ему всё доставили. Он был рад, как ребенок. Кстати, на даче он многое делал своими руками.
К матчу-реваншу с Михаилом Талем подготовка шла в строжайшем секрете. Миша маленький, добившийся убедительной победы, легкомысленно считал, что реванш не состоится, практически не готовился, много гулял, пил и оказался не готов к борьбе. Просил перенести начало матча на месяц (по болезни, у него были почечные боли). Строгий Ботвинник потребовал медицинской проверки в Москве. Таль отказался и играл матч больным. Во время партии ему частенько делали обезболивающие уколы морфия.
В дни матча, когда не было доигрывания, Михаил Моисеевич приходил на работу во Всесоюзный НИИЭ (электроэнергетики). Директор института Гортинский Сергей Михайлович убеждал его, что надо отдыхать. Но коммунист Ботвинник отвечал: «Я знаю, что делаю». Он получал зарплату и считал, что её надо отрабатывать. От стипендии Спорткомитета отказался (в тот момент она была где-то 300 рублей).
Это был самый результативный матч: только 6 ничьих в 21 партии.
Лично я познакомился с Михаилом Моисеевичем где-то в 1973-74 годах. Он предложил мне перейти к нему на работу (кажется, в лабораторию Бутейко), обещал быструю защиту диссертации. Предложение было заманчивое, но я не решился... Побоялся, что не отпустят из ящика, где я был начальником сектора.
Окончательно я перешел на шахматную работу в 1977 году. Мы стали встречаться чаще.
Летом проходили Всесоюзные игры молодежи. Я был старшим тренером сборной Москвы, за которую на первых досках играли Сергей Долматов и Артур Юсупов – ученики школы Ботвинника. Патриарх следил за их результатами. Он был уверен, что Долматов сильнее (скорее всего, так и было) и начал проводить работу, что на чемпионат мира до 20 лет должен поехать Сергей, а не Артур, который выиграл отборочный турнир в Ленинграде. Долматов выбыл из того соревнования по болезни (воспаление лицевого нерва), но успел, как мне помнится, обыграть Артура.
Оба занимались у Марка Дворецкого, который тогда был ассистентом и ключевой фигурой в школе Ботвинника. Марк встал насмерть... Я тогда был председателем Всесоюзной федерации Буревестника и, конечно, был против нарушения спортивного отбора. В результате поехавший на чемпионат Юсупов с блеском его выиграл, обеспечив победу за тур до финиша. Это было редкое поражение Патриарха и, как следствие, произошла первая серьезная размолвка между ним и Марком. Ведь тогда работа в школах не оплачивалась, также как и индивидуальные занятия. Всё было на энтузиазме!
В том же 1977 году Артур поступил в МГУ. В сентябре Дворецкий проводил сбор с Наной Александрия и взял с собой Артура без согласования с Ботвинником. Михаил Моисеевич позвонил Марку, прочитал лекцию о том, как важно учиться, особенно на первом курсе. Дворецкий (он никогда не отличался дипломатическим характером) не внял советам старшего и вскоре вынужден был покинуть знаменитую школу. А вскоре Ботвинник поругался с зампредом Споркомитета и в результате в 1978-м заявил о прекращении работы знаменитой школы. Гарик тогда набирал уже космические обороты (не без советов Патриарха).
В январе 1979-го мне посчастливилось провести несколько дней в тесном общении с Ботвинником и его очаровательной женой Ганочкой (так он её называл). Случилось это в Вороново, где я в качестве старшего тренера проводил учебно-тренировочный сбор по подготовке сборной команды Москвы к Спартакиаде Народов СССР. Тогда я увидел, насколько Ботвинник организованный, собранный, строгий и доброжелательный. Он дал мне рекомендации по работе школы Смыслова, а когда совсем не поздним вечером я тихо постучал в дверь его номера, то строго объяснил, что Михаил Моисеевич с десяти вечера до семи утра спит.
Обращался ко мне всегда по имени-отчеству.
Когда мы выходили на улицу (стояли сильные январские морозы), он, поручив кому-то поддерживать под руку Ганочку, показывал, как надо быстро ходить. Считал, что шахматистам это особенно полезно.
Кстати, всё это происходило вблизи того старого дома отдыха Вороново, где чемпиона мира Ботвинника в 1952 году не взяли в команду на Всемирную Олимпиаду в Хельсинки, где сборная СССР выступала впервые. Официальная версия гласит, что он был в плохой форме, так как долго не играл из-за защиты докторской диссертации. Давид Бронштейн рассказывал, что от Ботвниика потребовали гарантий, что он займет первое место на первой доске. Тот гарантий не дал, и тогда ему предложили выступить на второй доске. Можно только представить его реакцию. Конечно, он отказался. А в конце года сурово расправился с коллегами по сборной в 20-м чемпионате СССР: обыграл Кереса, Бронштейна и Геллера; вничью завершил поединки со Смысловым и Болеславским.
Вообще я многому научился у Михаила Моисеевича. Он всегда следил за собой, за своей спортивной формой. Когда-то меня поразило, как он подошел к стулу и легко поднял его за ножку – одной рукой. Стул был из натурального дерева. А как он держал «угол» в семьдесят лет! Недавно я прочитал у Каспарова, что он это делал и в 77. Так что мне надо начинать тренироваться – время еще есть...
Где-то году в 86-87 работа школы возобновилась. Была она уже под эгидой Всесоюзного ДСО профсоюзов и проходила при активном участии Каспарова. Именно тогда Михаил Моисеевич, просмотрев четыре партии маленького Володи Крамника, пригласил его на занятия. Так что через руки Ботвинника прошли три больших К: Карпов, Каспаров и Крамник.
Иногда я слышу, что меньше всего он помог Анатолию Евгеньевичу. Не уверен... Ведь именно ему звонил Карпов в 1974 году, когда в один момент зашатался в матче с Корчным. Совет Патриарха мог быть бесценным.
Сборы новой школы чаще всего проходили под Москвой (в Пестово), иногда в Загульбе. Среди учеников были Широв, Акопян, Рублевский, Сакаев, Тивяков, Ланда, Аратовский, а также сильные шахматистки из Грузии и Азербайджана. Конечно, кого-то забыл...
Патриарху было под восемьдесят, а ребят поражала его тактическая зоркость, собранность и концентрация.
После того, как один из его любимых учеников Борис Альтерман в 1991 году переехал в Израиль и быстро выполнил там три гроссмейстерские нормы, Михаил Моисеевич сказал Александру Наумовичу Вайсману (прекрасному харьковскому тренеру Бориса), что готов полететь в Израиль, чтобы помочь Альтерману. Шел 1992-й.
17 августа того же года я позвонил Михаилу Моисеевичу на дачу, чтобы поздравить с днем рождения. Мне ответили, что он плавает на байдарке. Мне оставалось только передать привет и наилучшие пожелания.
По утрам я в основном ем геркулесовую кашу (раз пять в неделю) - по совету мудрого Михаила Моисеевича. Сам он научился этому в 30-е годы в Англии. Во-первых, надо варить на воде. Лучше накануне вечером залить кипятком. А главное, варить как можно дольше, пока не образуется клейкая масса. Потом добавить курагу, чернослив, изюм и немного оливкового масла. Мне всегда доставляло удовольствие покупать коробку геркулеса высшего сорта и приносить её Ботвиннику в шахматный клуб. «Борис Наумович, балуете!», - улыбался он.
Первого марта 1995 года мы вместе отправились в гостиницу Минск, где благодаря усилиям югослава Ратко Кнежевича, большого друга Таля, открывался музей восьмого чемпиона мира. (Фото в начале заметки - оттуда.) Михаил Моисеевич перед телевизионными камерами восторженно говорил о своем обидчике 60-го года, создал светлый образ гениального Миши, которого так все любили.
Может быть, Ботвинника любили не все. Но он сделал для развития шахмат больше, чем кто-либо. И я рад, что так много делает Российская шахматная федерация в честь его юбилея, а участники Суперфинала еще раз показали неисчерпаемость нашей мудрой игры, которой всю жизнь отдал великий Михаил Ботвинник.
Вслед за Гарри Каспаровым не могу не присоединиться к словам Тиграна Петросяна, которые тот произнес на закрытии матча 1963 года: "Все мы считаем себя учениками Ботвинника, и последуюшие поколения будут учиться на его партиях".
http://www.chess-news.ru/node/3611